
Жизнь-песня. Ну или театр, разница невелика, недаром Шекспир писал тексты в рифму с размером. А наши мысли о ней – нудные комментарии литературоведа, ремарки к той пьесе, призванные помочь остальным (или заставить их) переживать от одних и тех же слов одни и те же чувства. Ибо по умолчанию они разное переживают – мало кто переживает собственно над текстом – зато многие переживают о своем, всколыхнутом из памяти теми словами. Жизнь прекрасна (что и удивительно), зато ремарки интересны и познавательны (а другим скучны, нудны и унылы, хотя сами по себе одни и те же). И со временем прозаические ремарки и пояснения пропадают, а сама песня, рифмованные куплеты – остаются много дольше. И новым читателям-слушателям уже совсем не так интересно, что там говорил автор прозой между песнями про песни. Или наоборот. Или одно из трех.
Ето была передача про изнасилование. Или про литературоведение. Или про любовь. Когда например сначала любовь, или просто секс без обязательств веселья ради, а потом тебе объясняют добрые люди, что тебя изнасиловали, тобой воспользовались, тебя унизили или там зомбировали. И представят комедию драмой. И ты сначала не вериш, а потом вериш и даже понимаеш. А потом можеш передумать, а можеш етой возможностью не воспользоваццо. И однажды увидев – продолжать смотреть глазами объяснивших. Или про обучение, которое тоже легко представить как изнасилование в мозг – и провидец в моем лице уверен, что однажды так и будет – и ко многим гуру и литераторам, вождям умов и кузницам идей – будут относиццо как к насильникам, ибо именно етим они и занимались, именно етого и заслуживали. Чехов в том рассказе лучше канешн объяснил, насильники всегда доходчивее объясняют.
А ведь есть еще и изнасилование Шредингера наверняка, мерцание, то потухнет то погаснет.
Ето было стихотворение в прозе.
Едем дас зайне. С ярмарки на ярмарку.
С одной стороны – вопросы непонимания, которые так заманчиво решить введением единомыслия в моск. С другой – свобода интерпретации, страшная анархия мысли, жуть невообразимая.
Ето не Олимпийские игры (с) как сказал один серийный убийца, положительный литературный герой, борец с Хаосом (еще подсказки?).
И вот промеж концов етой палки, мера во всем и у каждого своя, скажу о совершенствовании спортсмена. Как происходит что о важности ладейных ендшпилей знают все, а научаются их играть немногие? Да вот так и выходит – у всех есть сильные-слабые стороны и всем (ну почти) интереснее занимаццо сильными, тем что лучше получается. Тут складываются, а иногда и в резонанс входят, и положительное подкрепление и повышенный КПД от занятий интересным, и объективно большая прибавка к результату. Но работа над ошибками, над слабыми сторонами – необходима тоже, хотя добиться в ней результата много труднее, да и сам результат будет совсем не такой впечатляющий.
И хорошо, когда мантра «важно как ты сам решиш, а не как окружающие пощитают» помогает, но там же на следующем ходу бездны – кто такой «ты сам?». Что вообще есть в тебе от тебя помимо чужих манипуляций, зомбирований и изнасилований? Каждая «личность» суть продукт массового и длительного изнасилования, равнодействующая миллионов воль, поди найди там «себя». Понятно что легче опереться на что-то снаружи – на тех же окружающих – но и они как ты, продукты изнасилований. Так вместе приходят к богу – от желания найти хоть кого-то никем неизнасилованного – и вот ему-то и доверяют радостно насиловать себя и остальных, ибо бог есть любовь.
Жизнь боль. Обучение насилие даже после отмены телесных наказаний. Игра лучше, но за то ее и продолжают клеймить из века в век как занятие несерьезное, ненадежное, недостойное, непристойное и постыдное.
И тут я снова прихожу к Борхесу (а вы можете приттить к кому иному, более вашей свободной волей личности подходящему). Вообразить себе ремарки без исходного текста, ремарки как самостоятельный текст, не нуждающийся даже в воображаемом исходнике, превращение жизни-театра в библиотеку.
И снова про изнасилование – Эмма Цунц положительный герой или отрицательный? Для вас? В действительности? На самом деле? Что, правда?!